– Чтобы слепить глаза серпокрылым соколам гончих.
– Злату пугают они. – Он смотрел на миниатюры многоликих. – И этот топкий пруд.
Никс пожала плечами от беспомощности.
– И меня. Но они – залог нашей безопасности.
Руку Горана царапнул рог. Он вздрогнул, отшатываясь.
– Искорка! – вскрикнул Тами, подзывая к себе рысь. – Сюда!
Никс заулыбалась и подмигнула зверю: «Ступай». Зверушка, игриво задев хвостом ногу кудесника, притаилась. Тами настойчиво звал. Рысь, сделав ленивый круг вокруг Никс, стремительно ринулась навстречу крадушам. Лапы её резко остановились, цепляясь когтями за шероховатые плиты дорожки. Ввысь багрянцем взметнулись искры: вспыхивали в морозном воздухе, оседая на камни узорами звёзд. Тами запрыгал, хлопая в ладоши от восторга. Рысь приблизилась к нему, уткнулась меховым боком морды в протянутую руку. Злата принялась поглаживать зверя, даже Клюв не устоял перед обаянием безобидной хищницы.
– Они беспокоятся, что тебя тревожит наш путь в град.
– Немного, – солгал Горан.
Никс достала из ворота пальто литую цепочку, на которой в серебряной сфере колец висел прозрачный, с виду хрустальный шарик.
– Внутри сферы – осколок Регула.
– В Башне Воспитанников звёзды изучают бегло.
– О, ты не слышал легенду о канувшем сателлите?
– Думаю, что нет.
Никс улыбнулась. Возможность повествовать о таинственном её неизменно радовала:
– Альфатум создали светом обличать зло, уничтожать кошмары ночного мрака. Колдуны Царны пытались затмить её сияние, и Регулу выпал жребий опекать хрупкое светило в огненной пыли воинственных созвездий. Годами щит его ослепительного мерцания защищал ясноликую Альфатум. Но злым чарам ядовитой стрелой удалось пронзить её. Биение ласковых переливов стихло. В млечных объятиях Регула она неотвратимо угасала.
На десятый день, вздрогнув, Альфатум распалась на мириады тлеющих осколков, грозами устремившихся к Царне. Верный сателлит стремглав рухнул вниз, разбившись о Краеугольные горы шаром света – памятью об исцеляющем призвании возлюбленной. – Никс оглянулась. Взгляды невольно устремились на острые пики гор. – Он превращает в камень рукотворных чудовищ царнских лиходеев. – Рассказчица сжала в ладони сферу, отчего хрустальная частица внутри вспыхнула белой искрой. – В руках крадуша аль чернеет золой, а Регул, напротив, оживает лунными бликами. Он хранит тех, кого куснулся свет Ясноликой. Частицу Регула – слепящую пелену гончих глаз – содержит амулет Златы.
Горан отвёл взгляд от сферы, гоня прочь из мыслей бунтовские догадки.
– И Регул откроет нам тропы к Янтарному граду? – спросил, начиная путь в дом.
– Да. Иным лучам не проникнуть в сумрачные могилы Альфатум – чернолесья.
Горан свёл вопросы к тайнам Мориона, но Никс желала говорить только о твердыне и граде. Кудесник уклончиво пошутил о переменчивой погоде.
– У них слишком светлые, как для крадушей, мечты, – вдруг с сарказмом кольнула Никс его, когда разговор коснулся неприступных чертогов запада Царны.
– Я не спрашивал.
Никс остановилась на пороге, медля открывать дверь.
– Они ведь твои друзья, Горан, и доверили самое сокровенное – путь к грёзам. Вы столько пережили вместе, а ты боишься взглянуть правде в глаза.
Кудесник остался стоять на улице, всматриваясь в окутанные бесконечными небылицами горы. Ранее для него единственной вершиной являлось признание. Внутри всё сжалось от беззащитности перед пониманием: пятеро беглецов пошатнули его незыблемое разочарование в слове «друг».
Стужа крепла ночами. Северные ветра бросались голодными стаями на эфемерные с виду строения Реморы. Дом планет напоминал волнорез на пути снежной стихии. Окна первого этажа покрылись узорами, которые строжайше запрещалось трогать руками. В Морионе существовали безнадежные болезни, и одна из них – превратиться в ледышку, коснувшись заиндевелого стекла.
Редкие прогулки по аллеям прекратились. Ребята изучили все доступные им комнаты дома. Постепенно каждый определился с личным занятием. Эфа пропадала на кухне с кулинарной книгой Вары. Готовить ей давалось лучше, чем Никс, помогающей Эфе с нарезками, но чаще – обучающей Тами письму восточно-морионского диалекта. Поблизости от них неизменно грела у печи плешивый бок Искорка.
Клюв чинил механические штуковины в музейной комнате. Он любил собирать из деталей движущиеся конструкции, признаваясь, что привести в движение винтики гораздо интереснее, нежели починить капкан. Злата обнаружила в западном крыле целую комнату со швейными принадлежностями – мастерскую покойной жены Везнича. Новые платья и костюмы ребят, принесённые Легатой, она ушивала на удивление гладко, добавляя цветные штрихи в обезличенные одежды. Везнич позволил ее хозяйничать в швейной комнате, и постепенно у девчонок начали появляться затейливые браслеты, заколки, пояса и вышивки на вещах. Злата раздарила подружкам свои украшения – все, кроме амулета. Девочки… Но Горан считал, что они приняли подарки, как частицы общности – связующее напоминание обретенной дружбы.
Исмин курсировала между библиотекой, кладовой и кухней. В её распоряжении оказались знахарские книги из всех уголков Царны. Она обзавелась чистой книжонкой и чернильной спицей, ступкой, закопченным котелком, прозванным Тами «зельеваром». Жители Дома планет со временем свыклись с неприятными запахами эликсиров Исмин – прекратили гнать от печи и от своих шрамов. Иногда она ходила к Легате, но чаще – пропадала, как и Горан, в библиотеке – огромной центральной комнате дома с лестницами на колёсиках и башнями стеллажей. Они двигались параллельно с кудесником, порой даже не замечая друг друга в задумчивости. Горан всячески избегал посторонних глаз, ведь он совершал преступление – чтение запрещённых воспитаннику града книг: о разрушительной звезде Альфатум и о крадушах.
Официальная легенда гласила, что Царна выросла листом страны, свободной от порабощающей власти магии. Колдуны параллельных миров разгневались на бежавших в новые земли людей и учинили погоню. Древо времени создало защиту: моря на юге Царны, Краеугольные горы на севере, Спящие скалы забвения на востоке, а на западе, там, где садилось почивать солнце, – Алефу – твердыню грёз. Волшебные преграды остановили многоликих чудовищ колдунов. И тогда они сотворили разрушительную Альфатум, которую даже свет перламутровых стен не смог уничтожить бесследно. Проклятие пять веков осыпалось осколками звезды, рождая тёмных воинов потустороннего зла.
В Морионе верили в иную историю, будоражащую воображение настолько, что Горан до дрожи боялся обнаружить ей подтверждение. Разрозненные провинции Царны всегда отличались непокорностью. Подчинению их единой власти отдались века. Крепче мечей и монет союзы скрепили страх и ненависть к возрождающемуся врагу, крадушам, и смиренность перед теми, кто способен его уничтожать. Власть приспешников Велирадовичей и всего града держалась только на подогревании слухов о хворях безумия. Но в широтах Краеугольных гор в детях Альфатум видели иную, защитную цель.
